Просыпаться в палатке с наркоманами, дураками и буйными - худшее времяпровождение Пасхального воскресенья. Только открываешь глаза - сразу слезы. И забываешься в изрядно воняющий уже спальный мешок, абы спрятаться в хоть какое-то личное пространство.
Морально тяжело очень. Особенно, когда понимаешь, что тебе это все не нужно - и этого можно было бы избежать, если бы один человек напряг свою задницу, а не прикрывался рассказами про то, что никто не хочет быть кому-то должен. А я вот, например, не хочу быть универсальным солдатом. И окопы штурмовать мне не нужно. Я - военный инженер, не штурмовик.
Инженер, стреляющий изрядно плохо; с нервами и трясущимися руками. Инженер, который знает свое дело хорошо - и хотел бы знать на "отлично". Инженер, который больше всего хотел бы оказаться дома. Но этой пасхальной мечте не суждено было осуществиться. Потому что жизнь жестока.
А дома красивая жена с вкусной выпечкой. С алкоголизированными цукатами из имбиря, с изюмом, с вишнями. За сотни километров от неё - мать, с её вариантом великодньої паски. И все они тебя ждут; и плюшевые игрушки ждут; и гражданские вещи ждут; и прогулки по цветущему Киеву. И борьба с усталостью - а не постоянная боль и синяки.
Но хочется верить, что Бог существует. Что каждая уроненная слеза вернётся сторицей. Что скоро будешь со своей любимой; увидишь маму. Что на тебя не будут орать из-за того, что ты плохо штурмуешь окопы.
Что ты наконец-то уволишься со своей дурацкой работы, заживёшь жизнью для себя - без чинов, начальников, чинопочитания, сословности. Дурацких приказов. С другим уровнем жизни. С мороженным в театрах. С пиджаком и рубашкой - после определенных событий, ты твердо решил отказаться от повседневного ношения ярко выраженной "военки". С самим собой наедине, с красавицей в обнимку. Дай Бог, со своим карапузом.
И сквозь щемящие слёзы - ты хочешь верить в это. Хочешь верить в то, что не умрёшь. Как веришь в Бога. Как твои женщины верят в тебя самого.
