Всё таки удаётся учиться отвечать "О том же, о чём и Вы" на вопрос "О чём ты мечтаешь?", чтобы не выдать себя -- и выдавать себя только молчанием на общих застольях. Это получается; оперативно-тактическое ебало и заткнуться пока не выходит. Вспоминая всё и пытаясь не вспоминать о командирских шмарах и угрозах подорваться из-за хуйни и дурацкого интереса - получается. Ибо память всегда была краеугольной понятийной структурой.
Степные городки вправляют мозги и остаются мощным бэкграундом на всю оставшуюся жизнь. Жить в степи; тем более воевать в степи, пусть и специфической войной сапёра- бомбиста -- беспредельно трудно.
В условиях, которые заебывают и выматывают до кишок, хочется многого, но простого. Тем более, когда буквально две недели назад ты ещё был в отпуску; у моря, в дорогой гостинице и с молодой женой. С собой была бутылка текилы; тебя не заебывали ни люди, ни насекомые, ни животные. Всегда приятно пахло; хватало свежей рыбы и толкового пива; жена выглядела потрясающе -- несмотря на отпечаток прожитой жизни; общую и общную усталость.
А сейчас мне повсюду мерещится запах кошачьего дерьма. Мухи, саранча, оводы и различная мошка, летящая на свет; суррогатный алкоголь; неустроенный быт и тотальная рутина однотипного кустарного производства.
На окраине степного городка К., родины моей жены, довелось забирать потом полтонны взрывчатки. Секцию ДКРП-4, в штатном ящике. На улице частного сектора окраины, полностью забитой взрывчаткой. Из абсолютно неприметного гаража, у уставшего в усмерть лысого мужчины (начальника инженерной службы), с которым мы сразу нашли общий язык. А отвёз меня туда человек, который сам же из-за своего долбоебизма и размышлений сладким местом доводит себя до плахи; грозный ебака, которому мне приходится мазать болящие суставы -- несмотря на наличие у того жены и любовницы.
За пару деньков до этого я чуть не сгорел; неудачно сверля термитную зажигалку для переделки. А через два часа после нашего отъезда (и загрузки полезной серой массой в кишке брезентового рукава) по центру этого степного городка уебало КАБом. И пока люди жаловались на жизнь, я -- именно через скандалы, крики и одиночество, через ефрейторское несогласие -- утверждался в своём понятийном аппарате о том, что никогда не нужно жаловать, жаловаться и жалеть; никогда не нужно сравнивать и никогда не нужно изменять самому себе. Всегда нужно говорить то, что хочешь сказать, даже про себя -- когда молчишь; всегда нужно помнить и всегда нужно делать правильные выводы -- особенно в наше время, в нашем месте и во время бенефиса поколения бедных и несчастных свинюшек. Свинюшек, которые сами виноваты в своей жизни -- и не делают ничего, дабы ее изменить. Свинюшек; а не креветок.
Чего же мне хочется, если без дураков? Быть услышанным, в первую очередь. Быть свободным и не подвергаемым цензуре -- как личной, так и институционной. Чтобы хватало сил на препарацию того, что сквозит и рождается в голове. Чтобы были силы и возможность всё это сказать до конца. Уже потом -- пить качественное (не самогон из трёхлитровых банок и худшую из "Зубровок -- бялу; от которой люди заваливали буржуйки и валили других людей; порой наглухо), есть что хочешь -- а не что дают; не жить (бывать по другим причинам и больше наездами) в степи, где "и жук - мясо"; видеть красивых женщин и не опасаться за свою шкуру.
