Если после тяжёлой работы ты можешь просто сесть на пол; открыть с щелчком банку неплохого пива. и пить банку за банку, межуя глоток и выдох — в твоей жизни всё не так уж плохо.
Даже если ты порой задумываешься о собственной ненужности; даже если ты чувствуешь, что не нужен; не на своём месте; занимаешься не тем, чем должен; но ты точно знаешь, что от какой-то твоей работы есть прок; и ты после этой работы в состоянии помыться, переодеться в чистое, отщёлкнуть банку и сесть на пол просто сидеть под There Is No More Sleep от старого австралийского гомосексуалиста — ты всё делаешь не зря, и тебе не стоит обращать внимание на свинячьи реалии и свинячьих персон.
Тебе надо научиться чувствовать нутром, подкоркой; как понимание, когда нужно падать от прихода, а когда всё равно, и удар стоит пропустить: что нужно и важно; кому ты нужен и важен; а кому и где ты не нужен триста лет. Ты должен прочувствовать эту культовую песню и понять, что тебе пытались сказать два старых педика в круглых очках, оравшие Геббельсовские речёвки и призывы двигаться на Восток — потому что эти два старых любители однополой любви поняли явно больше, чем многие другие.
Потому что мы, состоящие из боли и крови, не сдуемся ветром поколений - подобно максимально вторичному обывателю. Потому что всегда помимо тех, кто желает нашей смерти, будут и те, кто оплачет наш труп. Потому что никаких перемирий не будет ни в чём, нигде и никогда — максимум передышки; небольшие выходные и перерывы, чисто время на поменять рубашку и трусы. Потому что Мисима был прав; и обыденность ведёт к пороку — к тому пороку, что убивает, а не приводит к наслаждению. Поэтому от пороков; как и от обыденного, всегда нужно избавляться. Как и нужно выдавливать из себя обывателя — громкого, глупого, компанейского и ничего не имеющего.
Потому что не спать порой также необходимо, как необходимо бывает и быстро уснуть. Потому что нужно делать то, что делаешь; и пытаться быть стоящим, а не важным. Потому что чего-то стоить, а не являться разменной монетой — предельно важнее любых должностей, наград, чинов и денег; пускай твой самурайский путь и является всего лишь кровавыми соплями и грязью консервационной смазки под ногтями, которые ставят недопитую банку дешёвого пива на грязный пол, вспоминая проходы по однотипным местам, где ты мог умереть - бетонированным берегам водоёмов разной глубины и предназначения; корпусам заводских цехов новой постройки, без крепких стен и с окнами сверху, которые делают из здания ёбаный парник; куцеватым насаждениям деревьев разных пород и видов; полям и бывшим садовым товариществам, где порой сложно понять, ЧТО ИМЕННО хрустит под подошвой твоих ботинок.
Слава и смерть у каждого всегда будут разными — как и предпочтения в пиве, женщинах и боеприпасах. Это часть вкусовщины, которая порой предельно важна - возможно, именно по такой вкусовщине тебя однажды и придётся опознавать.
