понедельник, 19 августа 2024 г.

Вы знаете, что я могу вам сказать

Поспорить с этим действительно нельзя - в мире есть вещи посильнее "Фауста" Гёте. Моя школьная учительница иностранной литературы (которая постоянно при случайных встречах в маленьком моём умирающем городке твердит мне о том, что я - чистой воды гуманитарий и в прикладные науки полез зря), разумеется, могла бы поспорить со мной - но я оспарывать этот факт не стану, и в полемику с ней вступать тоже вряд ли буду. Хоть она вроде и жива; дома я был давно - дай Бог, попаду в собственный отпуск; а это будет начало нового учебного года - ей вряд ли будет до споров с пьющими дешёвое пиво и дурно пахнущими бывшими учениками.

Я никогда не жалею и не жалел о ушедшем солнце и дне - мне всегда (и в моей писанине читатель всегда это отмечал и мог прочувствовать) был близок образ ночи, nuit, как говорят французы и Селин - постоянной, но цикличной чёрной среды - при этом чёрной неоднородно, с оттенками. И пусть в последнее время я вижу одну и ту же ночь - может, уже в сентябре, я увижу ночь другую. 

 И дни я не считаю, но считаю ночи - особенно другие; и радуюсь я инаковости этой ночи. Пусть на несколько ночей (была бы возможность - увидел бы на дольшее) - но увижу другое! Ведь самое ценное всегда - видеть палитру, чувствовать разницу, иметь возможность для оспаривания, дискуссии - но не той, что ведётся постоянно, другой. Пусть и внутренней, но тем не менее - чтобы была возможность поспорить с Великими; а может и самим, пусть лицемерно и нарциссически - но стать Великим. Чтобы и оспорить, и согласиться. Не только (и не столько) с Гёте, но и с Кантом;  которого мне пыталась посадить в мозги другая, уже техникумская учительница - которую бесконечно злило моё цитирование первого президента Украины. И у которой так ничего не получилось, ни на одном из её семинаров по праву и философии. 

Ведь я гуманитарием так и не стал - ни преподавателем, ни историком, ни палеонтологом. Инженер до мозга кости, ещё и с вреднейшими (чуть ли зависимость) привычками, и испорченными, воняющими порой  ногами. Но до Канта сам дошёл, пусть и с единой его, самой известной фразой ото, как и писал - и оспарываю, и соглашаюсь. Дискутирую с мёртвыми, так сказать - как водится. Оспарываю, потому что никакие собственные (и чужие) моральные законы меня не удивляют и не благословляют. Видел (да пожалуй что, и вы видели) я вещи куда более благословляющие и удивляющие, если не благодатные даже. Опять таки; из палитры ночи всё это - из всех тех разных красок и чувств летней ли; осенней ли ночи. 

Удивительное зрелище - ночной, да если ещё и неполный, с горением чего-либо - взрыв. Или летящая ракета, с искорками не до конца сгоревшего топлива, с опасным, таинственным, до лёгкой дрожи в руках шлейфом неизвестности и опасности. Или, положим, сам закат - с переходом в эту короткую ещё, но всё нарастающую по длине своей ночь. С закатным теплом - и почти резким переходом в темноту; которую только редкие огоньки да звуки прорезают. Лампочки там; костры разные, или пожарища даже - а может, и светлячки. Хотя я светлячков вживую лет десять уже не видел уже. Из насекомых только гнус всякий, да может кузнечиков и саранчу видел и слышал. Впечатлят; как и в целом картина степной (а глобальное потепление, да иное берёт своё; страна у нас теперь в ареалах моего обитания почти вся степная уже - если не пустыня; во всех смыслах этого слова) ночи, с её звуками, ароматами и видами. 

Но и лучше звёздного неба я наверное, вряд ли что-то видел. А даже если и видел - то это вещи разных категорий, разных смыслов - трудносравнимые, в общем. Особенно, когда ты в местах, где по пресловутой шкале Бортле у тебя не четвёртый даже - а третий, или даже второй класс. Как у меня на Родине, если от города отойти немного, в сторону хуторов да плавней; полей и бесконечных посадок. Когда потёртую, выцвевшую ткань рюкзака на землю кидаешь и на него треногу своего дешманского телескопа ставишь - а сам сбоку. И тот редкий случай, когда ночью ешь - колбасу дешманскую вспарываешь толстым лезвием, да на кусок хлеба местного, "кирпичика" (но только свежего) кладёшь. Потом глоток спирта - и за ним глоток крепкого чая или кофе. И к окуляру... 

Шутка ли; мама моя вечно, да и сейчас (когда зарастающие дороги и площадки перед магазинами, куда всё детство бегал за продуктами, присылает) тоже не понимала -нахуя, мол сюда ехать. Село селом, казала вона. Оно то, может и правда. И люди не самые лучшие (чего уж там, порой откровенное дерьмо), и спиваются все, и заростает, и делать нечего... Но вот когда через отстойники в плавни заходишь; или когда комбинат видишь (о, это совсем отдельное, отдельные мысли и чувства - об этом, если напишу - потом, как-то), его остовы, могучий скелет что ли, другой совсем; на чувственном уровне другой (несколько раз видел КМЗ и СКМЗ - вроде и та же картина; но совсем другое в душе отзывается), до галлюцинаций в башке другой... Ностальгия эта болезненная; журба; как по-французски это, или по-немецки - забыл.. Но вот это вот самое; может вы почувствовали, когда я писал - ну тяжело это словами передать; как когда ночью, на своём комбинате выходишь в сторону той курилки, что ближе к подъездным путям цементного завода... Когда одновременно свобода, несвобода, тоска вечная и зависимость такая, что тянет прям до дна, но одновременно хочется всё сделать по-другому... И ты не знаешь, как его сделать, потому что - не знаешь, и не умеешь, а взорвать всё не получится; и тротила мало, и "Партизан" только у восьмого полка; а ты один, пусть и с  кем-то ; и вокруг многие... Но всё равно какая-то тоска, и не заглушить её... 

Вот об этом всём пусть философы все эти и писали, но может - и не раскрыли полностью, пусть и намёки дали... Когда такое чувствуешь, волей-неволей да... Вступаешь в дискурс. А может, и нет... Болезненная агония мозга, поражённого этанолом и токсическими химикатами. Надо пользоваться СИЗами было, да? Или вообще, не потыкаться в естественные науки и на заводы, да, Наталья Васильевна? 

Ото там, в Кононівських полях - может, ответ и узнаю. А может, никогда и не узнаю - даже после смерти. Жизнь такая, еге ж?