Любое писательское убивается рутиной и тяжкой повседневностью - с потом, болью, нервным смехом и повторяемостью в худших ипостасисиях. Возможность творить забивается куда-то далеко, сворачиваясь ежиным колобком - не противотанковым, но самым настоящим, хищным и чутким; уходит куда-то внутрь, напуганно и без лишних желаний. С работой в стол и на столе - а порой и без стола, и без работы. С прицелом издаться в лучшем случае где-то во Франции, перепив какого-то демократа из какого-то дальнего округа, с письмом без надежд и терапевтического эффекта, но не без цели - а с целью не терять самого себя.
Без вдохновения и желания; но с силами не писать заказуху и ради званий, популярности и громких криков - и с возможностью на проверку временем, и с постоянной личной самоцензурой. Любые понятия и утверждения ведь всегда проверяются верой, слезами и кровью. И любая старая писанина (пусть вы никогда и не увидите её) тоже давно уже проверена. И будучи инженером по качеству в первую очередь по штатной своей росписи (не врачом и не строителем, не плотником и не убийцей - а пьяным ОТКшником, который ебёт за дело; но которого ебут не за дела, а за физиономию), я результаты этой проверки решился обнародовать.
О смерти не говорят; покойников стало больше - пусть и не фактических, не отпотевших. Много кто боится смерти; много кто уже устал бояться. Никто не медлит - но никто и не спешит. Как все живут - говорилось не раз; читайте раннее. Но смерть теперь - не утеря времени. И утерянное время не уходит к госпоже Смерти. Госпожа Смерть сама умерла. И Господин Смерть тоже. Время просто теряется - как брошенный фантик или проёбанная мелочь.
Клятв никто не даёт; никто никому не доверяет и доверие высказывать не спешит. Да и доверять, как не единожды было доказано - никому нельзя. Никто тебе не поможет. Микрокосмос в Кали Юге - наше всё. Старые обещания, как оказалось, сбываются при этом сами и весьма изощрённо, извращённо даже - поэтому обещания никто и не даёт.
Никто не подтверждает и не утверждает. Утверждать не перед кем; пустая трата времени, не более. А подтверждать особо некому. Стверджуваться, утверждаться - нет необходимости. Те немногие свои, кто остался - подтверждений не требуют. Да и от самого себя никаких подтверждений не требуешь.
Готовности никакой нет. К самому важному не подготовишься; подготовкой будет разве что твоя жизнь и то, как ты её прожил. Есть только разочарованность - у каждого своя. И памятный шрамик на оставшуюся жизнь. У меня - три еле заметных иероглифа, да несколько документов в Ворде и выписок из больниц. А ещё - поставленные задачи и цели, несмотря на опустившиеся руки и долбоёбов, которые легко могут убить любые желания и любые железобетонные компетенции, одним тупым разговором и опровержением.
Ну так и что из-за этого, самого себя терять что ли? За проёб ведь - спрос един; два пятака на глаза, да рушники белые на зеркала автомобиля, в котором повезут твой последний костюм. Это, разумеется, надо помнить. Как и надо помнить то, что под снегом.
