Крестов
становиться больше. Всё больше людей вместо реального дела увлечены красивой
формальностью – она и выглядит более презентабельной, и проблем с ней меньше.
Никаких похвал – только ругань за малейшие, пустяковые оплошности. Свои кусают
своих же – хотя свои ли они нам?
Каждую ночь –
борьба с холодом. Метафизическая и буквальная. Нормальных выдавливает и
перемалывает, всех пытаются сделать согласными и загнать в единое стойло, лишая
идентичности. Складывают в поленницу, чтобы при случае согреться и
использовать, как презерватив. Боль и
нервы; человеческая жизнь стоит меньше, чем ничего; человека списать легче, чем
железяку – и железяка становится ценнее человека; кругом глупость несусветная –
в запахах, движениях, разговорах, ругани, вычитывании, необходимости писать
какие-то докладные и биографии – от всего этого ты всегда идёшь в отказ.
Дорожишь собой и идеей. Уговариваешь сам себя; теряешь сам себя и свои нервы в
этой вечной борьбе с дураками, в противности имитации – теряешь, чтобы
сохранить хоть что-то. Допустимые потери.
Твоя биография –
это не только твоя писанина, твоя биография – это и твои руки. Со следами от
сна в неподходящих условиях на неподходящих поверхностях; с каждым шрамом,
внутри которого читается Мечта. С почти зажившим следом от выцарапанных трёх
иероглифов, которые значат для тебя всё. С усталостью и нездоровым цветом, с
пятнами от шариковой ручки и прочей грязи; с постоянными ссадинами и
искусанными ногтями.
Руки натруженные.
Потому что жить трудно – жить сейчас трудно всем; вся разница только в том, что
кто-то ещё добавляет трудностей – а кто-то от этих трудностей избавляет. Ебёт и
дёргает по пустякам; обманывает и пытается абсолютизироваться; в мелочной амбиции
возвыситься. И так везде – от рядового пидора с его упоением от насилия, до тупого
начальства с его карьеристической необходимостью строить и доказывать власть.
Всё одного толка – метафизическое затягивание хомута на половом члене, чтобы
был побагровей, как говорили в далёком уже прошлом.
Как пели до моего
рождения – для одних ты герой, а для других - падаль. Но кому какое дело до
чужого и субъективного? Важнее всего то, что чувствуешь ты сам – и что ты
думаешь. Всё ведь ради жизни – и против тех, кто хочет её испортить. И не важны
тебе другие, которые хотят тебя убить, подчинить, переделать; доказать, что ты
хуже и ты плохой. Их нет и не было рядом с тобой и тогда. И не будет. Тогда были другие, которых стоит
прислушиваться. А чаще всего, не было никого. Был только ты – той ночью и тем
утром. Под тем вертолётом, рядом с той ТЗМ; на том столе, с красными чуть
пьяными уставшими глазами на щетинистом лице. И будешь – потому что им этого не
отнять.
Будут холода – и
будут костры. Будешь ты – и будет твоя свобода. А они будут там же, где они и
были. Они будут приезжать и пиздеть. Будут пытаться. Но их не будет ни на
ночном заморозке у прибитой травы и чёрной пластилиновой земли; ни по обе
стороны прицела противопехотной мины, на которой написано «Не есть»; ни у
металлической иглы прибора, в момент пробития и отбора.
Всё будет
сыпаться, как металл двухлетнего остова танка, когда его режут на чермет газом
сумские деревенские алкаши. И многие уже посыпались. Но тебе надо держаться.
И тебе – тоже.